— Как тебе дом Корки? — спросила Натали, меняя тему. — Твой, наверное, гораздо больше.
— Нет.
— Ну конечно больше. Мы знаем, что в Техасе все просто огромное.
Джинни только пожала плечами.
— Но он точно не такой красивый. И у нас совсем не так зелено.
— Сколько у вас акров?
В Техасе такой вопрос — почти оскорбление, но здесь придется отвечать.
— Триста девяносто шесть участков.
— Не так уж много, — заметила Топси.
— Она сказала участков, а не акров.
— А участок — это сколько?
— Мы не считаем землю акрами, акр — это слишком мало.
— Участок — это сколько? — повторила Кики.
— Шестьсот сорок акров.
Почему-то эта информация вызвала взрыв истерического смеха. Одна Корки сидела спокойно, наблюдая за шофером, пока тот открывал им дверь.
— Ты тоже станешь скотоводом?
— Вряд ли.
— Кем же ты собираешься быть, в таком случае?
— Она станет чьей-нибудь женой, — буркнула Корки. — Как и все мы.
После обеда они отправились кататься верхом. За домом располагались конюшня на пару десятков лошадей, просторный кораль, который здесь называли ареной, и обширное пастбище. Неподалеку в тени какие-то люди обрезали кусты и забрасывали ветки в тележку.
В джодпурах (специальных бриджах) и высоких башмаках для верховой езды, позаимствованных у младшей сестры Корки, Джинни чувствовала себя глупо, но остальные были одеты точно так же. Она думала, что прогулка будет долгой, четыре-пять часов, и немного пожалела, что не позавтракала поплотнее.
— У вас, наверное, тоже есть лошади, — сказала Натали.
— Да, а у вас?
— В Такседо-Парке для них мало места, — пожала она плечами.
— Зато для евреев предостаточно, — недовольно заметила Топси.
— Топси и Натали жили рядом с твоей бывшей соседкой по комнате.
— Ее отец купил дом десять лет назад, — продолжала Топси. — Но его не приняли в клуб, поэтому никто из членов этой семьи не имел права даже палец окунуть в озеро. Если кто-то слышал плеск воды с их стороны, немедленно вызывали полицию.
— Расскажи ей про свадьбу.
— Да, прошлым летом у них была свадьба, так ребята из Такседо-Парка взяли и развернули указатели, и никто из гостей не смог найти дорогу к их дому. Сорвали им праздник. — Она довольно улыбнулась. — Когда люди думают, что только из-за того, что у них есть деньги…
Джинни кивнула. Привели лошадей. Гнедые, но гораздо более стройные и длинноногие, чем лошади ковбоев.
— Это седло моей сестры, — сказала Корки, протягивая поводья. — Ты примерно ее веса.
Седло было без луки, простое; стремена оказались короткие и неудобные, как для ребенка.
Жеребец ростом около шестнадцати ладоней в холке, на вид резвый, на деле оказался еще резвее. По сравнению с обычной рабочей лошадкой он был почти как автомобиль. С рабочей лошадью можно договориться, ей можно дать волю, но этот красавец был не только резвым, но и стремился угодить седоку; свобода только сбивала его с толку, это все равно что отпустить руль автомобиля. Словно даже лошади — как и все прочее в жизни этих девиц — были созданы лишь для того, чтобы служить им.
Поводья оказались лишними, конь слушался малейшего движения ног; скакун был настолько отзывчив, что поначалу это даже мешало. Джинни чуть не усомнилась в своих способностях. Когда они пустились галопом, она с трудом удержалась в неудобном седле. Они помчались по скаковой дорожке, впереди виднелось несколько барьеров; Корки скакала впереди, Джинни, преодолев дурные предчувствия, последовала за ней. Все обошлось. Ее конь взял препятствие без всякого вмешательства с ее стороны.
Уже через час девочки устали и решили вернуться домой. Она пришпорила коня и проскочила в узкую щелку между Топси и Бутси, рассчитывая напугать их, а затем обогнала и Корки. Жеребец наслаждался скачкой, и она сделала еще круг галопом вокруг кораля (арены, поправилась Джинни), примерно в полмили. Отличный был скакун и совсем не хотел останавливаться; она его искренне пожалела — печально жить в этом корале и выбираться на волю лишь для того, чтобы покатать мерным шагом по аккуратной дорожке девиц, которые потратили больше времени, наряжаясь на прогулку, чем собственно в седле. Бессмысленное существование.
Когда она, успокоив коня, вернулась в конюшню, остальные уже отдали своих лошадей грумам и дожидались ее.
— Она и вправду сидит в седле, как ковбой, верно? — начала Бутси.
— Странно, когда человек не держит поводья, да и вообще не держится ни за что, да?
— Лука седла не для того, чтоб в нее вцепляться, — буркнула Джинни.
Она знала, что произвела странное впечатление, но полагала, что справится. Совершенно ясно, что она ездит верхом лучше любой из здешних девчонок, возможно даже лучше Корки. И точно так же ясно, что никто из них ни за что этого не признает. Или использует как повод для насмешек. Захотелось тут же вскочить в седло, рвануть в лес, а потом скакать и скакать до самого Техаса. Уж точно это не труднее того, что в былые времена вытворял Полковник. А за лошадь отец заплатит.
— Тогда зачем она нужна? — не успокоилась Бутси.
— Чтобы прикрепить инструменты, повесить лассо.
— Тебе как будто неловко. Знаешь, тебе, вероятно, придется привыкнуть к этому чувству.
— Я лучшая наездница, чем все вы вместе взятые, — решительно сказала Джинни. Она почувствовала, что краснеет; ее заставили произнести вслух то, в чем сама она не была уверена. — Кроме Корки, — добавила на всякий случай.
— Все равно. Ты странная.