Сын - Страница 154

К оглавлению

154

— Ровно через десять лет у нас будет самый большой дом в Остине.

— И тогда ты вернешься наконец из своей глухомани?

— Обязательно. — Я поцеловал ее в шею.

— Мне кажется, тебе нравится жить там, где кончается география.

— Мне нравятся люди, просто я не знаю, как делать деньги в тех местах, где они живут.

— Скоро тебе уже не придется этим заниматься.

— Очень скоро.

— И не забудь.

Тодд Мирик лежал мертвый во дворе ранчо, а Эбен Хантер — на пороге. Они лежали там уже несколько дней. Я бросился искать Салливана и Эмори. На нижнем пастбище кормилась большая стая грифов, долговязого Эмори я узнал по останкам.

Салливана я нашел на армейской заставе в Брэкетте. Ему прострелили легкое, но раз он сумел дожить до сих пор, шансы оправиться были очень неплохие. Здоровый был парень, с неожиданно тоненьким голоском, который унаследовал его сын. Я спросил, как он себя чувствует, но Салливан не в настроении был обсуждать свое здоровье.

— Ерунда какая получается, нас пять месяцев не было, а они явились ровно в тот день, как мы вернулись, — задыхаясь, проговорил он. — Дожидались, чтоб получить денежки от продажи стада.

Грабители даже половицы подняли, сорвали шкафы со стен, кладовку разворотили, но денег не нашли. Я положил их в банк.

— Умный человек присмотрелся бы к твоему соседу мексиканцу. — Он перевел дыхание. — Бакрас навестили его, но это все равно что пустить пса по его собственному следу.

— Мы достали кого-нибудь из них?

Он отвернулся к окну, и я понял, что не надо было задавать этот вопрос.

— Главное, дыши, старина.

— Эмори зацепил двоих. Он всегда был шустрым парнем.

Я протянул ему платок, и он крепко вцепился в мою руку. Горло у меня перехватило. Мы оба молчали.

Потом Салливан отпустил меня, взял платок, утер лицо.

— Я не уеду отсюда, пока не отправлю на тот свет хотя бы нескольких. Дождись меня, ладно?

Весь день я хоронил Эмори, Мирика и Хантера. Вечером поехал к Артуро Гарсия.

Он жил в огромном белоснежном доме, больше похожем на старинную крепость. Встретил меня на длинной крытой террасе, тянувшейся вдоль всего фасада. Сквозь раскрытую дверь я разглядел картины в золоченых рамах, старинное оружие, мебель вроде той, что стоит в королевских дворцах.

Он сочувствовал мне, сожалел о моей утрате. Каким-то чудом его скот не тронули. Я хотел было проехаться вдоль его пастбищ и поискать две сотни своих индейских пони, да их уже наверняка давным-давно переправили в Старую Мексику.

— Вот чего не пойму, — начал я. — Чтобы добраться до моего участка, они должны были проехать перед самым вашим домом. Если, конечно, не собирались делать крюк в двадцать миль. И обратно им пришлось бы гнать моих лошадей через ваши пастбища. И так оно и было, судя по следам.

— Страна большая, Илай. Мне очень жаль.

— И они с точностью до дня знали, когда мы вернемся.

— Илай, я скажу это, но только один раз, потому что знаю, как ты огорчен, но то, что я мексиканец и живу на границе, вовсе не означает, что я имею отношение к краже твоих лошадей и убийству твоих людей.

— Я этого и не говорил.

Из дома вышел молодой белый мужчина в ярко-желтых штанах и голубой шелковой рубахе. Ботинки у него были начищены до блеска, на каждом бедре висело по револьверу. Прямо актер, играющий плохого парня.

— Джим Фишер, — представился он. — Очень сочувствую вашему горю, сэр.

С разных сторон стали подтягиваться еще парни, и я уехал. И на всякий случай несколько ночей спал в зарослях, подальше от дома. Успел все хорошенько обдумать.

Других соседей у меня нет, никаких дорог сюда не ведет.

Я вам так скажу: то, что Гарсия мексиканец, отношения к делу не имеет. Не важно, белый он или латинос, но чем крупнее ранчеро, тем больше шансов, что он будет выживать своих соседей. Твой кусок пирога я могу съесть и сам, так он рассуждает, и на каждого сиротку, о котором он трогательно заботится на людях, найдется десяток, кого он сам втихаря и осиротил.

Гарсия потерял половину поместья. Я не отрицаю, что государство отобрало его землю. Но я-то тут ни при чем; кроме того, он не первый, кто лишился имущества. Он думал, что мне некуда деваться, что рано или поздно я смоюсь оттуда.

Вот только я был не один. По дороге с его дальнего пастбища нашлось такое место, где узкая тропинка вилась по склону меж высоких стен, и пара человек, вооруженных десятизарядными винчестерами, могла остановить здесь целую армию. Умирая, Гарсия бормотал что-то на языке, которого я никогда прежде не слышал, — не английский, не испанский, даже не язык команчей. Но я все равно понял. Он думал, что проклинает меня, но дело в том, что об этом я давным-давно знал.

Когда Салливан немного окреп, мы наняли полдюжины верных ребят и перегнали лошадей и скот Гарсия в Нью-Мексико. Всех неклейменых бычков и жеребят оставили на моих пастбищах. Надо было еще тогда сжечь дотла его дом, а землю засыпать солью, потому как через год явился его племянник и занял место дядюшки.

Шестьдесят
Дж. А. Маккаллоу

Лежать, ничего не делать, только думать; спроси ее об этом вчера, и она пожелала бы провести так целый год, сейчас же она хотела одного — встать. В комнате опять посветлело, взошло солнце, и стал заметен беспорядок: столы и стулья свалены в кучу, картины сорваны со стен, бюсты и скульптуры разбросаны. Афродита валяется в углу лицом вниз. Крыша провалилась, птицы вьют там гнезда.

Это мне только кажется, сообразила она. И решила не реагировать. Она рада находиться здесь, в зале, который у отца не хватило духу переделать, остальной дом он забил Ремингтонами, Расселами и Бирштадтами. Полковник этого не потерпел бы. Для него успех и богатство выглядели именно так: темное дерево, старинные скульптуры, респектабельные деньги Восточного побережья. Они должны выглядеть как европейские деньги. Да, нынче все изменилось. Итальянцы снимают фильмы про ковбоев.

154