Сын - Страница 155

155

Задолго до окончания бума она вновь занялась диверсификацией бизнеса, нефть перегревалась, каждая домохозяйка уже ездила на «бентли». Как и большинство знакомых, она заинтересовалась ссудно-кредитными операциями. Кредитная система не регулировалась, позволяя ссужать деньги в сфере коммерческой недвижимости, нефти и газа. Прибыли ограничивались лишь необходимостью выплачивать долю вкладчикам. Она купила маленький фонд, предложила высокие ставки для привлечения клиентов, потом вложила деньги в строительство недвижимости в Хьюстоне и Далласе. Но недвижимость тоже рухнула, как и нефть. «Саутсан» была спасена от банкротства благодаря государственной помощи, и Джинни почувствовала себя виноватой, хотя и не настолько, чтобы потерять сто миллионов долларов. Она думала, что придется давать показания в Вашингтоне, но обошлось.

Томас тем временем вознамерился устроить каминг-аут для всех своих старых друзей — всех, кого он знал в Хьюстоне. Она отговаривала, отчаянно отговаривала, в его плане не было ни одного положительного аспекта. Только себе сделает хуже. Он же никогда не понимал других людей.

— Почему я должен скрывать, кто я такой?

Она так удивилась, что не смогла найти ответ. Мальчик наконец-то решил постоять за себя, она должна его поддержать. Хотя вообще этот крик отчаяния, попытка привлечь к себе внимание, заявить на публике, из чего состоит интимная сторона твоей жизни, — это ошибка. Он должен брать пример с Финеаса, который схватил в кулак весь мир и сокрушил его.

Она тоже делала ошибки. Никто из ее детей не был уверен в себе, оба бестолковы, Сьюзан чокнулась на своих гуру и психотерапевтах, Томас — на либеральных идеях, на своей решимости совершить каминг-аут. Они не способны понять, что важно лишь то, что ты делаешь, а вовсе не то, что говоришь или думаешь.

Из каминг-аута ничего не вышло, скучное оказалось мероприятие. Она понимала его замешательство, мальчика было ужасно жаль, он-то надеялся, что это станет поворотным моментом, а на деле ничего не изменилось, он остался тем же, кем был.

Она несправедлива к нему. Она же не знала, через что он прошел. Опять начала переживать, что сама виновата в том, что ее дети несчастны, подумала, что все это из-за того, что у них нет большого настоящего дела. Помчалась к ним с предложением: несколько миллионов каждому, да хоть по двадцать, на что угодно, чем бы они хотели заниматься, — галерея для Томаса, виноградник для Сьюзан: нет смысла начинать с малого. Дети растерялись. Мать никогда о них не заботилась. Но быстро догадались: она считала их жалкими ничтожными неудачниками и пыталась спасти от самих себя.

К тому времени у Сьюзан уже было двое мальчиков, Джинни их почти не видела, как будто дочь, не намекая, понимала, что это единственная война с матерью, которую она может выиграть. Но потом бойфренд Сьюзан, который даже не был отцом детей, сбежал, и Сьюзан позвонила спросить, можно ли ей переехать в Техас. На самом деле подразумевалось, что мать будет присматривать за детьми, пока сама она отправится на охоту за следующим мужчиной.

Джинни возликовала, хотя постаралась этого не показывать. Мальчикам было шесть и восемь, и они ее практически не помнили. Эш — светлокожий блондин, Делл — чистый испанец; именно так и должны выглядеть дети от разных отцов. Она их полюбила. Мальчишки бывали на ранчо совсем крошками, и сейчас она прокатила их на вертолете над владениями — наследных принцев огромного королевства.

— Когда-нибудь все это будет принадлежать вам, — сообщила она.

— Мама, — укоризненно покачала головой Сьюзан.

— Однажды все это станет вашим.

Да, она любила внуков. Любила сидеть с ними у телевизора, купила им нескольких пони, мальчишкам нравилось ездить верхом, но в целом оба были робкими и неуклюжими, как будто опасались физического мира. Она невольно сравнивала их с братьями, даже с Беном и Томасом. Иллюзии, жалкое подобие. Но все равно она их любила. На уютном диване под идиотские вопли мультиков она прощала Сьюзан все, что та натворила.

Вырождение. К пяти годам они с братьями уже ловко бросали лассо. К десяти — клеймили скот наравне со взрослыми. Внуки толком ничего не умели и ничем всерьез не интересовались. Полковник, пожалуй, не признал бы в них своих потомков, не стал бы защищать. Что-то происходит со всем человечеством, с расой в целом.

Так обычно думают все старики.

Она водила их на прогулки, далеко, сколько они могли выдержать, это следы пекари, это олень, это сойка. Здесь обедал сарыч, а вот здесь пробегал кролик, а вот тут ястреб сожрал дятла.

Когда сюда пришли первые люди, рассказывала она, на этой земле жили мамонты, гигантские буйволы, огромные лошади, саблезубые тигры и громадные медведи. Американский гепард — единственный зверь на планете, который мог догнать вилорогую антилопу.

Внуки вежливо слушали. Возможно, они чувствовали, к чему она клонит, чем заканчиваются все истории. Американский гепард вымер, и антилопы стали бегать медленнее — увальни продолжали размножаться без помех. И люди тоже стали медленными и неповоротливыми.

Дети смотрели телевизор, она в одиночестве сидела на террасе. Земли МакКаллоу — сколько хватает взгляда. Никакой связи с прошлым. Да, есть, конечно, Полковник, но что за человеком надо быть, чтобы вонзить копье в зверя в двадцать тысяч фунтов весом? Медведи были в два раза крупнее нынешних гризли; охотники, наверное, погибали жуткой смертью; для оттенков храбрости не меньше слов, чем для оттенков снега у эскимосов. Как, впрочем, и для страдания. Вот от кого мы произошли, напомнила она себе.

155